Рассказывать одну и ту же сказку — не самое лучшее решение, хотя у ребёнка может появиться любимый рассказ. Когда племянница и дочка были в «сказочном возрасте», рассказывала им всякие сказки, причём не дожидаясь отхода ко сну.
Хитом для племянницы была «Гензель и Гретель», потому что в доме имелся допотопный (ещё моего дошкольного детства) набор открыток-иллюстраций, по которым можно было выстраивать рассказ, сопровождая его собственными красками. Используя все свои дарования, я изображала ведьму, принявшую облик матери детей: «Жизнь тяжёлая, денег нет, надо бы этих детишек в тёмный лес завести, чтобы их дикие звери съели». Племяннице было года четыре и она жила временно с нами. На дворе стояли дикие 90-е, что за жизнь была — объяснять не нужно, надеюсь. И вот, однажды бабушка (моя мама то есть) по какому-то поводу вздохнула, дескать, за жизнь, цены страшные, как на всё денег взять, а племянница и отреагировала: «Надо кого-нибудь в тёмный лес завести к диким зверям». Немая сцена. Пришлось объяснять, откуда что взялось. Однако догадливая какая: не сказала, что детей нужно завести, т. к. единственным ребёнком была она, а дипломатично заменила на «кого-то», мол, решайте сами, кого в лес отправить…
У дочки пользовалась успехом самодельная история про очень злую своенравную и социально неадаптированную девочку Медузу, у которой косички однажды превратились в змей, так что их пришлось удалять хирургическим путём. Как я дочку ни причёсывала, домой из садика она возвращалась растрёпанной. Пришлось изобрести ей «узбекскую причёску» сначала из 8, потом из 5 косичек, поэтому картина превращения тощеньких косичек в змеек представлялась ей очень живо. Для полноты впечатлений нарисовала героиню рассказа, придав ей очень недоброе выражение лица, а каждой змее — высунутый язык. История порадовала бы самого отчаянного любителя животных: у отрезанных змей зажили раны, и потом их поселили в террариуме, и заметно подобревшая Медуза иногда навещала их.